Филлис Уитни - Атмор Холл [Женщина в зеленом]

Я прошлась по комнате, открыла дверцу встроенного шкафа. Там раньше висели мои костюмы и платья, стояла подставка для моей обуви, пластмассовые коробки для моих шляп на полках наверху. Теперь тут не было ничего. Ничего, кроме чего-то темного, прислоненного к задней стенке. Я поняла, что это картина, вынула ее и поднесла к свету.

Стекло не было разбито. На картине были изображены красивые колонны и остатки храма Аполлона. Рядом поднимались руины Дельф, на фоне голых скал, а высоко в ярко-синем небе парил орел.

Я села, скрестив ноги, на пол и сидела так, держа картину перед собой. Мы бродили по каменной дороге, что вела к храму, Джастин и я. Мы изучали эти руины при солнечном свете и когда светила луна. Мы бродили среди этих камней, рука в руке, а перед нами была целая жизнь, и у нас было столько счастья, что о большем невозможно и мечтать. Мы бесконечно что-то говорили друг другу, и каждый слушал другого очень внимательно и с пониманием. Возможно, такое происходит вначале со всеми влюбленными; когда же то, что говорилось вначале, устаревает, появляются новые истории, которые они переживают уже вместе и о которых можно говорить. Но наши истории постарели в то время, когда наша совместная жизнь едва началась. О чем было говорить после Дельф?

Стекло под моими пальцами было холодным, но краски на картине излучали тепло и были такими же яркими, как солнечный свет в Греции. Все это изгоняло серые камни и зеленый дождь в Атморе и возрождало прошлое, заполняло пустоту комнаты вокруг меня.

Я услышала шаги в коридоре и узнала их. Но я не могла даже пошевелиться. Я не могла оторвать глаз от теплоты, излучаемой картиной, хотя и чувствовала, что в комнату через дверь, которую я оставила открытой, вошел Джастин.

X

Он стоял позади меня, смотрел на картину и ничего не говорил. Я не осмеливалась взглянуть на него. Все мои чувства сосредоточились на картине.

— Ты помнишь те оливковые деревья? — спросил он. Я кивнула. Оливковых деревьев не было на картине, но

я никогда не забуду, как они сбегали вниз в ущелье под окнами нашего отеля — целая фаланга оливковых деревьев, шагающих к Коринфскому заливу. Их поток сужался в ущелье, а затем расширялся и серебристо-серым разливом выплескивался в долину. Однажды мы видели деревья в ненастный день, когда их серебряные ветви дрожали от ветра, так что впечатление бегущего потока было полным.

Джастин опустился на одно колено возле меня и оказался слишком близко. Так близко, что я боялась пошевелиться. Он из-за моего плеча показал мне священный путь, по которому карабкались люди многие столетия спустя после того, как оракул в последний раз вещал в Дельфах. Его палец двигался по извилистой дороге среди руин, по которой когда-то ходили наши ноги.

— Мы взобрались на вершину, — сказал он мне на ухо, — вверх через амфитеатр и вышли на открытое место, где все еще находился стадион.

Я помнила. Было раннее утро. Дул ветер, светило солнце, над нашими головами сияло замечательное небо Греции, и ее тепло изгоняло английскую сырость из наших костей. Мы опередили всех других туристов, и эта красота принадлежала только нам, когда мы выбрались на зеленое поле над стадионом, а над нами было только небо.

Мой голос зазвучал неуверенно, а слова, казалось, застревали в горле.

— Куда ушло все это — все то, что было у нас тогда? Как мы все это потеряли?

— Но это осталось в воспоминаниях, — сказал он очень тихо. — Это тут, временами. Но мы никогда не сможем быть теми, что были тогда.

Я положила картину на пол и закрыла лицо руками. Я не могла перенести мысль о том, что мы никогда не вернемся в Дельфы и никогда не станем теми влюбленными, что были когда-то.

Я почувствовала, как рука Джастина проскользнула под моими волосами, как и раньше, и как он охватил мою шею своей ладонью. Только тогда я взглянула на него. Я откинула голову, чувствуя поддержку его руки, и посмотрела ему в глаза. Его глаза, казалось, излучали темный свет, и он приложил свои губы к моим. Это был странный поцелуй, внезапный и быстрый, одновременно страстный и нежный. Я не успела ни ответить, ни отвернуться. Его губы прикоснулись к моим — и сразу отстранились.

Он встал и довольно бережно поставил на ноги и меня.

— Возможно, теперь мы сможем немного поговорить, — сказал он. — Возможно, мы хоть раз сможем объясниться по-человечески, не ссорясь и не оскорбляя друг друга.

Меня всю трясло, когда я последовала за ним в соседнюю комнату. Я с радостью села на стул возле его стола. Даже не осматриваясь, я знала, что комната мало изменилась с тех пор, как я видела ее в последний раз в то ужасное время. Это была комната мужчины, отделанная со вкусом и выдержанная в глубоких коричневых тонах, со вспышками красного и желтого то там, то здесь — в картинах, в портьерах, в теплом красном тоне ковра. Джастин подошел к проему окна и встал там, глядя на зеленый дождь.

— Я не хочу, чтобы ты была несчастной, — сказал он. — Я не хочу довести тебя до таких глупых поступков, которые ты пыталась совершить прошлой ночью. Я был зол на тебя тогда, за то что ты была так глупа и пыталась прибегнуть к такому способу. Теперь же мне только жаль тебя.

«Только жаль», — подумала я. Как это ужасно, когда человек, которого ты любишь, только жалеет тебя.

— Почему ты веришь Марку, а не мне? — спросила я.

Он отвернулся от окна.

— Ева, ты потеряла голову в тот момент. Ты не могла знать, что ты делаешь. Я видел тебя. Я видел, как ты пыталась вырваться от нас.

— Меня отнесли на этот парапет, — сказала я ему. Голос не повиновался мне, но, по крайней мере, он не был сердитым, просто неровным из-за неравномерного дыхания.

Он в отчаянии взмахнул руками.

— Хорошо. Теперь это не имеет значения. Я уверен, твои галлюцинации показались тебе реальностью. Важно, куда ты пойдешь отсюда?

— Куда мы пойдем? — переспросила я.

— Мы пойдем разными дорогами, — сказал он мне. — Мосты сожжены, жребий брошен. Возврата к прошлому нет.

Я встала и медленно пошла к нему. Я должна была обойти огромную резную кровать, но я не хотела смотреть на эту кровать. Когда я подошла близко к нему, я остановилась, поставив пошире ноги для устойчивости, сцепила сзади руки, чтобы удержаться от лишних жестов и посмотрела на него, не пытаясь скрыть, что я чувствую.

— Если ты покончил с любовью ко мне, — сказала я, — то я должна буду уйти. Ничего другого я не смогу сделать. Тебе не надо беспокоиться о том, что произошло прошлой ночью. Я действительно никогда бы не сделала ничего подобного. Но прежде всего ты должен сказать мне, ты навсегда разлюбил меня?